КНИГА: БЕЗРАССУДНАЯ
АВТОР: ЛОРЕН РОБЕРТС
СЕРИЯ: БЕССИЛЬНАЯ #2
НАД КНИГОЙ РАБОТАЛИ:
группа ʙᴏʀɴ ᴛᴏ ʀᴇᴀᴅ
переводчик-редактор @natkarre
переводчик-редактор @anarmv
переводчик, дизайнер русифицированной обложки @napo_lin
переводчик @mary_pirs
переводчик @Zhelanova
переводчик Наталья
переводчик София
редактор Лера
корректор Виктория
ВНИМАНИЕ!
Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу-переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды.
Просим вас НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук.
Спасибо!
Для безрассудных душ,
которые осмеливаются любить и быть любимыми.
Пролог
Кай
В это время коридоры пугающе пусты.
Как и каждый год.
Я неторопливо двигаюсь по ним, крадя для себя толику этого покоя. Пускай, украденное спокойствие — это не более чем подавленный хаос.
Я решаю не думать об этом, пока сворачиваю в темный коридор, мягко ступая по изумрудному ковру. Спящий дворец успокаивает, а уединение — редкость для королевских особ.
Королевская особа.
Я почти позволяю себе рассмеяться над этим титулом. Я часто забываю, кем был раньше. Принцем до того, как стал Силовиком. Мальчиком, прежде чем превратился в чудовище.
Но сейчас я — никто. Сегодня я просто тот, кем должен был быть.
Мягкий свет пробивается из-под дверей кухни. Я едва заметно улыбаюсь при виде этой картины.
Каждый год. Каждый год в этот день она здесь.
Я осторожно толкаю дверь и прохожу в круг света, отбрасываемого несколькими мерцающими свечами. В воздухе витает сладкий аромат теста и корицы, который окутывает меня теплом и воспоминаниями.
— С каждым годом ты просыпаешься все раньше.
Я отвечаю на улыбку Гейл своей. Ее фартук перепачкан корицей, на лице — следы от муки. Я забираюсь на тот самый стол, на котором сидел с тех пор, как стал достаточно большим, чтобы дотягиваться до него — ладони упираются в столешницу, и покрытая шрамами кожа становится липкой.
Привычная обстановка умиротворяет
Я улыбаюсь женщине, которая по сути воспитала меня, небрежно пожимая плечами.
— С каждым годом я сплю все меньше.
Когда ее руки опускаются на бедра, я понимаю, что она борется с желанием отчитать меня.
— Я беспокоюсь за тебя, Кай.
— А разве бывало иначе? — легкомысленно замечаю я.
— Я серьезно, — она грозит пальцем, указывая на меня, — ты слишком молод, чтобы разбираться со всем этим. Кажется, будто только вчера ты бегал по моей кухне с Киттом…
Она замолкает при его упоминании, и мне приходится возобновить разговор.
— На самом деле я был в кабинете от… — я делаю достаточно длинную паузу и вздыхаю, — кабинете Китта.
Гейл медленно кивает.
— Он не покидал его с тех пор, как стал королем, не так ли?
— Да. А я там не задерживался, — я провожу рукой по растрепанным волосам. — Он сообщил мне о моей первой миссии.
Она долго молчит, после чего произносит.
— Это она, верно?
Я киваю.
— Да.
— И ты собираешься…
— Выполнить миссию? Поступить так, как мне приказано? — заканчиваю я за нее. — Конечно. Это мой долг.
Еще одна долгая пауза.
— А он помнит, какой сегодня день?
Я медленно поднимаю голову и грустно улыбаюсь, встречаясь с ней взглядом.
— Он и не обязан.
— Верно, — вздыхает она. — Ну, в любом случае, я испекла только одну в этом году. Предвидела, что он не сможет к тебе присоединиться.
Она отходит в сторону, показывая блестящую сладкую булочку рядом с печью. Я спрыгиваю со стола и, улыбаясь, подхожу к Гейл. Только после того, как я целую ее в щеку, она передает мне тарелку.
— А теперь иди, — произносит она. — Проведи время с ней.
— Спасибо, Гейл, — мягко отвечаю я. — За каждый год.
— И за все последующие, — она подмигивает, после чего подталкивает меня к двери.
Я оглядываюсь на нее, на женщину, которая стала для меня той матерью, какой королева никогда не смогла бы быть. Она была олицетворением теплых объятий и заботы, заслуженных упреков и желанного одобрения.
Боюсь представить, где бы оказались братья Эйзер, если бы не она.
— Кай?
Я останавливаюсь на полпути к двери, чтобы оглянуться.
— Мы все любили ее, — тихо выдает она.
— Знаю, — я киваю. — Она знала.
А затем мои ноги выносят меня в окутанный тенью коридор.
Медовая булочка, лежащая на тарелке в моей руке, источает соблазнительный запах корицы, сахара и беззаботных времен. Однако я заставляю себя сосредоточиться на знакомом пути, который я преодолеваю каждый год.
Вскоре я добираюсь до широких дверей, отделяющих меня от сада. Я почти не смотрю на стоящих на посту Гвардейцев или на тех, кто спит рядом с ними. Те, немногие, что бодрствуют, делают вид, что не замечают медовую булочку, которую я несу с собой.
Я бреду по каменной дорожке между рядами разноцветных цветов, которые не могу разглядеть в тени. В саду установлены статуи, покрытые плющом. У некоторых из них отсутствуют части тела, из-за слишком частых падений, которые, разумеется, не имеют ко мне никакого отношения. В самом центре журчит фонтан, напоминая мне о прошедших днях и очевидной глупости, по которой мы с Киттом в него прыгали.
Но я здесь ради того, что находится за пределами сада.
Переступаю по мягкой траве, которая совсем недавно была устлана разноцветными ковриками для бала перед вторым Испытанием. Не позволяя себе предаваться воспоминаниям о той ночи, я следую за луной, что отбрасывает свет на иву.
Дерево выглядит завораживающе, а его листья шелестят на легком ветерке. Я пробегаюсь взглядом по каждой поникшей ветви. По каждому корню, пробивающемуся сквозь грязь. Каждый ее дюйм прекрасен и силен.
Я пробиваюсь сквозь завесу из листьев и подхожу к дереву, которое навещаю так часто, как только позволяет жизнь, но именно в этот день — со сладкой булочкой в руке. Провожу пальцами по шершавой коре ствола, прослеживая знакомые бороздки.
Затем усаживаюсь на привычное место под возвышающимся деревом, обхватив рукой колено. Расположив тарелку на особенно большом корне, достаю из кармана маленький спичечный коробок.
— В этом году я не смог найти свечку, прости, — я чиркаю спичкой и смотрю на маленький огонек, разгорающийся на палочке. — Так что придется обойтись лишь этим.
Втыкаю спичку в центр медовой булочки, слегка улыбаясь нелепому зрелищу. Мгновение я наблюдаю, как она горит, как огонь окрашивает древесину мерцающим сиянием.
Затем опускаю взгляд на землю и провожу рукой по мягкой траве.
— С днем рождения, Ава.
Я задуваю импровизированную свечу, позволяя темноте поглотить нас целиком.
Глава первая
Пэйдин
Моя кровь полезна до тех пор, пока остается в моем теле.
Мой рассудок полезен только, пока я его не лишилась.
Мое сердце полезно, пока оно не разбито.
Что ж, похоже, я стала совершенно бесполезна.
Мой взгляд скользит по половицам. Один только вид знакомого потертого дерева наполняет меня воспоминаниями, и я стараюсь отогнать мимолетные образы маленьких ножек на больших ботинках, шагающих в такт знакомой мелодии. Я качаю головой, пытаясь избавиться от этих мыслей, несмотря на отчаянное желание остаться в прошлом, ведь настоящее не сулит ничего хорошего.
…шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…
Я улыбаюсь, не обращая внимания на боль, которая пронзает кожу.
Нашла.
Моя походка неуверенная и скованная, ноющие мышцы напрягаются при каждом шаге по, казалось бы, обычной половице. Я падаю на колени, прикусив язык от боли, и царапаю дерево пальцами, испачканными в крови, которую изо всех сил стараюсь не замечать.
Пол, похоже, такой же упрямый, как и я, он отказывается поддаваться. Я бы восхитилась его стойкостью, если бы он не был чертовым куском дерева.
У меня нет на это времени. Мне нужно выбраться отсюда.
Из моего горла вырывается разочарованный стон, прежде чем я моргаю, глядя на доску и говорю:
— Я могла поклясться, что это потайной отсек. Неужели это не девятнадцатая половица от двери?
Впиваюсь взглядом в дерево, и с губ срывается истерический смех. Я запрокидываю голову и качаю ей, глядя на потолок.
— Чума, теперь я разговариваю с полом, — бормочу я. Еще одно доказательство того, что я схожу с ума.
Хотя, у меня нет никого, с кем можно было бы поговорить.
Прошло три дня с тех пор, как я вернулась в дом своего детства, преследуемая и почти мертвая. И все же, мои разум и тело далеки от исцеления.
Я смогла уклониться от каждого удара королевского меча, но он все равно убил часть меня в тот день после финального Испытания. Его слова резали глубже, чем его клинок, ранили меня осколками правды, пока он издевался надо мной и насмехался, рассказывая о смерти моего отца с улыбкой на губах.
«Разве ты не хочешь узнать, кто убил твоего отца?».
Дрожь пробегает по позвоночнику, пока холодный голос короля эхом раздается в моей голове.
«Скажем так, твоя первая встреча с принцем произошла не тогда, когда ты спасла его в переулке».
Если предательство — это оружие, то в тот день король вонзил его в меня, загнав тупое лезвие в мое разбитое сердце. Я тяжело выдыхаю, отгоняя мысли о мальчике с серыми глазами, такими же пронзительными, как меч, которым он проткнул грудь моего отца много лет назад.
Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги, перемещая вес на половицы, и прислушиваюсь к скрипу, бездумно вращая серебряное кольцо на большом пальце. Все тело болит, кости кажутся слишком хрупкими. Раны, полученные в схватке с королем, были поспешно перевязаны дрожащими пальцами. Из-за них и едва сдерживаемых рыданий, от которых у меня перед глазами все расплывалось, швы получились грубыми.